Лещиха.

Кусок из второй книги Лещихи. Просто набросок.

Забавнее всего, скользить над самым дном, вдоль нижней бровки, беззвучно, без усилия, словно нехотя шевеля сильным хвостом. Важно прошествовать мимо многоквартирного рачьего обрыва, не обращая внимания на его обитателей, поднимающих вверх клешни едва завидя твою тень: то ли приветствуя, то ли робко защищаясь. Хотя это лишнее. После ночной охоты на песчаной отмели, есть совсем не хочется, а пугливо разбегающиеся при одном твоём виде разномастные бычки, похожие на тебя как дальние родственники, только добавляют хорошего расположения духа.
А этот бесподобный вид, открывающийся на песчаную яму, ту, что ниже отмели? Солнечные лучи, прошивающие размашистыми золотыми стежками прозрачную толщу воды и там, возле самого дна сотни и тысячи рыбьей мелочи, стоящей ровными рядами, головой в сторону солнца, плечом к плечу, как челядь на дворцовом приёме в тронном зале.
А сама река? Приятно щекочущая своими струями твоё мощное тело… Нежно обнимающая, пропуская сквозь себя, поддерживающая, позволяя, словно огромной птице, летать по всем потаённым уголкам, недоступных чужому глазу. Все её изгибы, то плавные, как течение времени, то резкие и каменистые, как характер вздорной красавицы, всё доступно тебе. Даже то место, под Старым мостом, откуда ты начал отсчёт своей теперешней жизни, место, где сливается река реальная и та, другая река, невидимая, доступная не каждому. Место, которое по воле случая, ты выбрал для того, чтобы свести счёты со ставшей вдруг абсолютно свободной жизни, свободной ото всего, и от тебя в том числе. Место, где ты сумел сменить свою испитую никчёмную оболочку с бесполезными руками и ногами, на здоровое тело речного исполина. Место, которое ты теперь оплываешь дальней стороной, потому, что так спокойней, оно ведь не простое, мало ли что…
Это сейчас ты Старик, и тебе позволено всё.
Собрать все сети, поставленные деревенскими в момент твоего дурного настроения, в один бесформенный моток старых ниток… Пугать мирно спящих русалок, выбираясь среди ночи на отмель, почесать своё лягушачье брюхо об укатанный речной волной песок…
А когда захочется чего-то иного, то всегда можно уйти в омут на Каменистой россыпи, к развалинам старой мельницы. Места там глухие, тёмные… Если по закраинам да бровкам ещё есть какое-то движение речной живности, то в самом омуте, под замершим навсегда мельничным колесом, обросшим водорослями как седыми космами, царит полное безмолвие. Никто сюда не заглядывает, даже по озорной бесшабашности, или случайной оплошности. Ни малёк, ни охотящийся на него окунь-забияка, ни рак-отшельник. Никто.
И только раз в месяц, когда полные силы лунные лучи всё же пробиваются к старому колесу, всё вокруг оживает. Пусть лишь на несколько часов, пусть это только подобие жизни, призрачное, зыбкое действо, но что с того? У него свои законы, свои ценности, свои размеры. Тогда омут наполняется целым сонмом невиданных существ, которых нет уже нигде, ни в этом мире, ни в каком другом. Задержавшихся между мирами по непонятным причинам, в неизвестном свойстве, и в неведомом виде. Их танец Потухающего костра, одно из твоих любимых развлечений. Зрелище, которое ты не можешь пропустить, потому как это слишком важно, чтобы быть пропущенным. Это навевает тебе лёгкие мысли, скользящие где-то на окраинах сознания… Или это какие-то воспоминания? Или в этом безумном танце ты пытаешься разглядеть далёкие события, которые возможно когда-то наступят? Или которые возможно могли уже случаться? В какой-нибудь прошлой жизни?
Но обычно в омуте очень тихо.
Обычно там можно выспаться всласть. Разместить своё огромное, почти двадцати пудовое тело под валуном, таким же старым и скользким, как и ты сам, и спать. Долго. Неспешно. Совсем не жалея потраченные на сон часы.
Потому, что впереди Вечность.

_________________
Человек жив только до тех пор, пока он может идти вперёд, пока в нём есть жажда новых знаний, есть тяга к совершенству. Иначе конец неизбежен. Человек умирает тогда, когда достигает того, что он считает своим пределом.